Прежде чем продолжить рассказ о своей жизни, поскольку я уж коснулся своих товарищей по цеху, то остановлюсь, чтобы рассказать о том, что произошло со мной за несколько месяцев до концерта в театре Сарсуэла.

Не знаю, уместно ли говорить об этом в рамках этих воспоминаний. Я имею в виду, с чисто писательской точки зрения (если так можно выразиться, или я только что записал на свой личный счет не то слово?). Но именно здесь вся моя натура требует рассказать вам эти две истории, к которым я и перехожу, для того чтобы покончить с этим.

Как многие из моих читателей, наверное, помнят, во времена правления генерала Франко ежегодно в Ла Гранха де Сан Ильдефонсоприм.21-1 давали ужин, который сопровождался выступлениями испанских артистов.

Учитывая, что на нем всегда присутствовали Франко, его супруга и все испанское правительство в полном составе, то быть приглашенным на этот Гала-ужин и присутствовать на нем было настоящей честью.

Мало сказать, было.

В общем, в тот год, о котором сейчас идет речь, я, не пошевелив для этого и пальцем, был приглашен на этот ужин. Это было для меня чрезвычайным сюрпризом.

Как оказалось, приглашение было сделано по просьбе Хуана Хосе Росона — в то время одного из самых влиятельных руководителей Испанского телевидения. Позже я расскажу об этом несомненно заслуживающем особого внимания, сдержанном и недоступном человеке, который со временем стал одним из моих самых больших друзей, и который в то время проникся ко мне большим доверием.

Тогда мы еще не знали друг друга лично, однако, как он сам мне потом говорил, он с большим интересом следил за моим продвижением и решил, что пришло время пригласить меня на фестиваль в Гранха, который считался событием года, и особенно для людей моей профессии. В архивах кинохроники должны сохраниться километры пленки, свидетельствующие о важности того мероприятия, попутно рассказывающие о присутствующих. Отсюда можно вычислить отсутствующих. А они были, разумеется.

Таким образом, я был среди приглашенных, и не скрою, для меня было большой честью выступать там. Не буду бросать камни в свой огород, поскольку ни от чего не отказываюсь и ничего не приукрашиваю. Я просто рассказываю, как все происходило. Мне нечего скрывать. Я был приглашен и с удовольствием выступил, и точка.

Во дворце я встретился с тем, с кем должен был встретиться… и, кроме того, со многими другими представителями средних слоев Испании.

От аристократических представителей семьи Альба до менее аристократических ее представителей, от высших военных чинов и до обладающих меньшей властью граждан, от влиятельных адвокатов, представляющих адвокатские конторы, известные своей высокой репутацией, до тех, кто был там для того, чтобы всего этого достичь. Здесь были министры: действующие, бывшие и собирающиеся ими стать, и те, кто имели желание стать ими, но так и не стали. И те, кто не имели такого желания, но… стали ими.

На самом деле, там, во дворце, были те, кто что-то представлял собой в тогдашней Испании. И вместе с ними и подобными им, здесь был и весь артистический цвет. Я бы мог перечислить их всех по именам, но думаю, читателю это будет не интересно. К тому же тем, кто меня знает, очень хорошо известно, как я путаюсь в именах, а мне бы не хотелось кого-либо забыть.

С другой стороны, этот список — своими размерами, естественно, а не по какой-либо другой причине, — мог бы сделать эти мемуары непубликабельными.

Там, в Гранха, в тот день, ваш покорный слуга познакомился со всем испанским артистическим «алфавитом». Там были все. Однако потом многие из них говорили, что никогда там не были. Ну что ж, каждому свое.

И фактом остается то, что, несмотря на письменные и устные свидетельства, никто не помнит о том, что бывал во дворце. Так что с годами я пришел к выводу, что единственный, кто там присутствовал, был я…

Да, был. И, кажется даже, спел две песни: «El largo camino» (Длинная дорога), французская песня, называющаяся в оригинале «Longue Marche», которая была очень хорошо принята, — возможно, потому, что была военным маршем (я так думаю), — и «Los hombres lloran también» (Мужчины тоже плачут), являвшаяся номером один в списках хит-парадов всех радиостанций.

У меня остались очень хорошие воспоминания о том дне. Правда.

После выступлений был прием, и ваш покорный слуга, с широко раскрытыми глазами, напоминающими совиные, рассматривал всех этих людей, которых до того видел только в выпусках новостей.

Там я познакомился с Солис, который несколько лет спустя вручил мне во дворце Санта Крус первую мою награду, и который стал моим лучшим другом. Он участвовал вместе со мной в радиопрограммах, и я не раз был у него в гостях в его доме в Эстепона. Хосе Солис — прекрасный человек!

В тот день все открыли для себя юношу (почти мальчика), который несколько месяцев спустя даст сольный концерт в театре «Сарсуэла».

До этого вечера во дворце Гранха я был знаком с немногими коллегами по цеху, а там я познакомился сразу со всеми: от самых известных до менее. А через несколько месяцев все они узнали обо мне в «Сарсуэла». В театре.

Вот так все было 18 июля в Королевском дворце, в котором, как потом оказалось, «присутствовал только я один».

Поскольку я уж заговорил о Гранха, то воспользуюсь этим, чтобы сказать несколько слов о Рождественских встречах, которые много лет подряд проходили под патронатом доньи Кармен Поло в театре Кальдерон в Мадриде и транслировались в прямом эфире единственного существующего в то время в Испании телеканала.

Для этого нет необходимости прибегать к архивам.

Там я пел в течение четырех или пяти лет.

Да, полумертвый от желания спать, поскольку, как многие, наверное, помнят, Рождественские встречи проходили в воскресенье утром, а я в это время едва продирал глаза и, почти никого не узнавая, едва мог говорить. Но был там… и пел.

Иногда мне приходилось совершать длиннющие переезды, дабы успеть к назначенной дате в Мадрид, чтобы выступить в театре Кальдерон, и тут же возвращаться к черту на рога, где я в тот момент работал. И все это — в самолете и без сна…

В годы, когда я выступал в концертах, называемых в честь театра — Кальдерон, — я делал это с большим удовольствием и желанием, как и почти все испанские артисты, которых можно было считать таковыми в то время. Но были и такие шустрые, которые проскальзывали туда, несмотря на то, что имели весьма отдаленное отношение к нашей профессии…

В последние годы я все больше склоняюсь к мысли, что, как и в Гранха, я был единственным артистом, выступавшим на сцене театра Кальдерон и участвовавшим в ежегодных Рождественских встречах. И единственным артистом, который сначала с просцениума и затем в антракте поприветствовал сеньору Франко, занимающую ложу для почетных гостей, и под чьим патронатом проходили, на самом деле, Рождественские встречи.

Еще живы те испанцы, которые имели возможность видеть все это по телевидению, они не дадут мне соврать и могут подтвердить факт моего «ужасного одиночества».

Хотя, если мне память не изменяет, был один год, когда я выступал на этих встречах один. Но таково было желание дирекции, к большому неудовольствию остальных собратьев по профессии. Я думаю, они помнят это. Хотя, может, мне изменяет память. Не знаешь, кого винить, память или ее отсутствие, историю или библейских героев.

Мы все знаем, какой капризной и непредсказуемо избирательной бывает мужская память, особенно артистическая.

На следующий год меня опять пригласили выступить в одиночестве, однако при всем моем уважении я вынужден был отказаться, поскольку очень сложно выстоять два часа на сцене после возвращения из длительной поездки по стране, расположенной в другом часовом поясе. Я извинился перед теми, перед кем должен был извиниться, и мои извинения были приняты, однако с настоятельной просьбой выступить хотя бы во втором отделении концерта. Я с благодарностью согласился и выступил вместе с другими артистами. Телезрители знают этих артистов, хотя некоторые упорно отрицают свое участие.

Но прочь иронию, со своей стороны, я с благодарностью вспоминаю те утренние часы в театре Кальдерон, поскольку именно тогда и благодаря им моя популярность в Испании еще больше выросла. Это были времена, когда мы все жили, буквально не отрываясь от телевизионных экранов, и особенно по утрам — в зимние воскресные дни… Мы и сейчас продолжаем это делать, только теперь в нашей жизни твердо обосновался «zapping»прим.21-2.

На этом я закрываю эту тему. Не упустив, однако, возможности в который раз, по прошествии времени и после некоторых резонных колебаний, с удивлением признать, что именно Рафаэль был одним из немногих испанских артистов, участвовавших в Рождественских встречах в театре Кальдерон.

То есть, я.

Ну и память же у меня!