Главное меню

Пусть говорят

Пресса о Рафаэле

Гастроли в СССР

Книга Рафаэля

Испания

Форма входа

Поиск

Глава 35
Где же яхта?
Другой инцидент, происшедший во время съемок «Сорванца», был более чем забавным, по крайней мере, для меня, и произошел он на одной из пристаней гавани Акапулько. Это происшествие имеет свою особенность, и я не могу о нем умолчать.
В один прекрасный день я вернулся домой после трудного рабочего дня, валясь с ног от усталости и желая поскорее упасть на свою любимую софу, когда в гостиной появилась Доминик.
— Тебе звонят.
На другом конце провода я услышал незнакомый голос:
— Сеньор, простите за беспокойство, но господин президент распорядился разыскать Вас. Он желает говорить с Вами.
Я знал дона Густаво Диаса Ордаса — президента Мексики — еще по предыдущей поездке. Он был очень любезен и внимателен ко мне и моей матери, и очень мне понравился. Он был очень симпатичным.
В прошлом году он устроил по случаю моего дня рождения обед во дворце Лос Пинос и подарил мне столько золотых монет, сколько мне исполнилось лет. Тогда мне представилась возможность познакомиться с важными персонами «почти всего Мехико». Во время торжественной церемонии вручения мне футляра с монетами он произнес примерно такие слова:
— Дорогой Рафаэль, когда-то давно один испанец пытался увезти золото Мексики силой. Тебе же мы его дарим за твое искусство.
Я почувствовал, что все взгляды были обращены на меня. Все ждали моего ответа. Умирая от смеха, я сказал:
— Ай, Густаво, оставьте, пожалуйста, в покое Эрнана Кортеса, он давно стал пищей для жемчужных моллюсков.
Присутствующие на этой встрече не могли удержаться от смеха после подобного ответа. Знаменитый испанский актер Хорхе Мистраль, который жил в Мехико несколько лет и был одним из приглашенных в этот вечер на обед, подошел ко мне, чтобы поздравить с такой меткой остротой. Я представил его своей матери, и она, увидев его, чуть не упала в обморок. Я не знал, что он всю жизнь был ее кумиром.
Через несколько лет после описываемого события те монеты послужили в качестве выкупа во время венчания с Наталией, которое происходило в Венеции. В той церкви я их видел в последний раз. Потеря этих монет меня чрезвычайно огорчила. Не только из-за их очень высокой ценности, а из-за их значимости.
Однако вернемся к нашему рассказу.
Мы остановились на телефонном разговоре между мной и президентом, когда я лишь услышал голос чиновника, который извинился «за то, что побеспокоил Вас в Вашем доме» и сказал мне, чтобы я оказал любезность подождать одно мгновение, «не более», пока он найдет господина президента.
После недолгого молчания на другом конце провода прозвучало:
— Мой дорогой Рафаэль, это Густаво Диас Ордас. Я счастлив говорить с тобой. Как ты себя чувствуешь? Как продвигаются съемки фильма?
— Прекрасно, господин президент, я тоже очень рад слышать Вас. Чем обязан честью вашего звонка?
— Тому, что мне хотелось бы… Мне и всей моей семье было бы очень приятно вновь встретиться с тобой. Судя по газетным статьям, у тебя все в порядке. Как ты проводишь время?
— Ужасно. Каждый божий день в съемках. Вы знаете, что кино — это рабство. Съемки, съемки и еще раз съемки.
— У тебя бывают свободные дни, я имею в виду…
— По воскресеньям… и я использую их, чтобы отдохнуть…
— Тогда в это воскресенье ты отдыхаешь на моей яхте. Я пришлю за тобой кого-нибудь из моей семьи. Как ты на это смотришь? К примеру, моего сына Густаво. Он составит тебе компанию. Вы с ним подружитесь.
Эта идея мне очень понравилась.
Любая перемена, или новизна — лучшее средство, чтобы нарушить однообразие съемок, к тому же не каждый день тебя приглашает на свою яхту сам президент такой значимой для меня страны, как Мексика. Следует добавить, помимо всего прочего, что очень успокаивало то, что мои действия не противоречили условиям Страховой Компании и не должны были вызвать озабоченности моих продюсеров, поскольку не выходили за рамки моего контракта.
Я позвал Доминик и поручил ей купить мне самый красивый купальный костюм, который ей попадется. Я доверял вкусу моей французской секретарши. Сам я не мог идти за покупками в центр Акапулько, дабы своим появлением не вызывать излишнего переполоха.
Наступило воскресенье, и за мной прибыла присланная Президентом машина. В ней также приехал один из сыновей Диаса Ордаса. Я помню, что он рассказывал мне о впечатлении, которое я произвел на всех своей популярностью в его стране, и что не помнит, и даже не слышал ничего хотя бы отдаленно напоминающего тот пыл, который мексиканцы всех социальных сословий постоянно демонстрируют по отношению ко мне.
Итак, мы ехали в машине Диаса Ордаса на его яхту. По этому случаю я надел под майку купальный костюм, который Доминик мне купила накануне вечером. От Валентино. Хотя мне и неудобно говорить об этом, но он сидел на мне как влитой. Поэтому я предвкушал огромное удовольствие от моего короткого отпуска на море.
Мы приехали в порт. Вышли из машины, и… как всегда, все завертелось. Возбуждение огромной толпы народа духом праздника и желание хорошо его провести. Естественно, ведь было воскресенье. Замечательный день, чтобы провести его на пляже. Сборище впечатляющее. Те, кто оказался ближе к машине, тотчас же узнали меня и подали тревогу: «Так это же Рафаэль! Тот самый Рафаэль!»
Полиция была уже предупреждена и оцепила, так сказать, зону.
Я нигде не видел яхты с президентским флагом. Я обернулся к моим спутникам. Я не сказал, что с нами приехала замечательная и очаровательнейшая женщина, Мария Эухения, мой большой друг и дочь Висенте Эскривá. Ей очень хорошо была известна моя тайна, которую я старался сохранить. Дело в том, что я не умею плавать. Могу немного держаться на воде, и то в бассейне. Я уже сказал, что, несколько озадаченный отсутствием яхты, повернулся к улыбающемуся и любезному Густавито, сыну президента. Ни он, ни Мария Эухения, ни я в тот момент не имели ни малейшего представления о том, что ожидало меня дальше.
— Где же яхта? — спросил я.
Он как будто не услышал меня, продолжал улыбаться, как ни в чем не бывало. Я повторил вопрос. Теперь уже с тревогой, поскольку начал опасаться худшего. Не переставая улыбаться, он жестом указал и сказал:
— Вон там.
Мне показалось, что она находилась, по меньшей мере, метрах в двухстах. Я уже с настоящим ужасом спросил про лодку, которая доставит нас к яхте. Он мне ответил:
— Мы доберемся вплавь. Это не так далеко и гораздо веселее.
В этот момент я подумал: «Провалиться бы сквозь землю». И Мария Эухения, должно быть, подумала то же самое. Но разве мог я признаться, что не умею плавать, перед этой толпой людей, заполнивших пляж, для которых я был само мужское совершенство?
Это был как раз очень подходящий случай, чтобы на практике применить один из своих основных принципов и отказаться плыть. Потому что я не умел плавать.
Тем не менее, к своему собственному удивлению и перед изумленным взглядом испуганной Марии Эухении, опасающейся худшего, я снял с себя майку. В то время как мое сердце отстукивало тысячу ударов в секунду, я поприветствовал людей, с восхищением смотревших на своего идола, облаченного в минимум одежды, которую представлял собой мой купальный костюм, и очертя голову бросился в воду!
Лучше умереть, чем стать посмешищем.
Я почувствовал окружившее меня со всех сторон море, и заметил, что Мария Эухениа сразу же бросилась вслед за мной. (Как впоследствии она рассказывала, и при этом мы оба умирали от смеха, ее единственной мыслью в тот момент было то, что я мог утонуть, и что ей нужно будет сделать все возможное и невозможное, чтобы спасти меня.)
Но я не утонул. Я плыл, плыл, плыл. Не спрашивайте меня, как, но я доплыл до самой яхты господина президента Соединенных Штатов Мексики.
Ошеломленный, не веря в то, что произошло, напуганный собственной глупостью, лишь только ощутив под ногами дерево палубы яхты… я буквально рухнул на пол. Почти как в отеле на Пигаль, после того, как я побил мировой рекорд по потреблению джина, выпив, словно воду, несколько фужеров подряд.
Я упал в обморок перед моими изумленными гостеприимными хозяевами, которые приписали это тому, что я перегрелся на солнце, или накопившейся усталости от чрезмерной работы. Но это было не так: я упал в обморок от ужаса. Ужаса от осознания того, что сделал невозможное и, тем не менее, я это сделал.
Без какого-либо преувеличения, весь этот день я проболел, закрывшись в каюте. Содрогаясь, словно в лихорадке, и не находя этому никакого объяснения. Как если бы вдруг поехал на велосипеде, или поскакал бы верхом на лошади, никогда до этого на них не садясь. Чудо необходимости.
Представляю, как Мария Эухениа крестилась на палубе, пытаясь объяснить себе то, что не поддавалось никакому объяснению. Я знал, что она плыла вслед за мной, ожидая, что я мог утонуть с минуты на минуту. Но этого не произошло, и, кроме того, я добрался до яхты первым.
Первым из всей нашей процессии. Плыл, как рыба, говорили все присутствовавшие свидетели. Как рыба! Меня до сих пор иногда спрашивают, каким стилем я преодолел этот путь: брассом, на спине, кролем, баттерфляем или каким-то еще. Я всегда отвечаю, пожимая плечами, говоря самому себе: «Какой еще может быть стиль! Это стиль Рафаэль!»
Лежа едва живой в каюте и проклиная свое свободное воскресенье, я снова и снова, как припев, повторял молитву: «Господи, огради меня от самого себя. Чтобы следующий раз не стал последним. Господи, забери у меня эту чашу безрассудства».
В то время я, отбросив все сомнения, осознал, что мое место на земле, на которой я должен твердо стоять обеими ногами, что яхта — это не мое. Мое — это сцена, или съемочные площадки, студии звукозаписи, и телеэкраны. Мое место рядом с Авой Гарднер, среди восторженных криков моих фанов, на обложках или первых полосах журналов и газет.
В море — никогда. И тем более вплавь!
Мария Эухения Эскривá тому свидетель.
Спустя годы мне рассказали похожий случай, случившийся с бесконечно мною почитаемым Фернандо Фернан-Гомесом. Во время съемок одного из его фильмов он должен был броситься в море. Подчиняясь приказу режиссера, по команде «Мотор! Начали!» он исчез в воде. Его вытащили, полуживого. Он не сказал, что не умеет плавать…

Несомненно, что съемки фильма «Сорванец» запомнились мне как чудесный, просто необыкновенный опыт, полный эмоций. Это был прекрасный и замечательный отрезок моего жизненного пути, особая ценность которого — в его неповторимости. Я бы осмелился сказать — волшебный (правда, в эту категорию я не включаю мои двести метров, когда я приплыл первым, и тот факт, что выжил на грани невозможного).
Фильму сопутствовал необычайный успех, и это было главным.
Разумеется, что этот путь не был усыпан розами. А если они где и были, то иногда мне все-таки случалось напороться на шипы.
Жизнь не бывает лишь черно-белой. В ней встречается все, и я с детства усвоил, что если ты любишь кататься, то нужно и саночки возить.
Я говорю это к тому, что первый из пережитых за всю мою жизнь приступов почечных колик настиг меня однажды вечером именно в Акапулько.
Весь день мне было как-то не по себе, но я не придавал этому особенного значения. Разумеется, я думал, что это легкое недомогание, вызванное усталостью или стрессом, и оно быстро пройдет.
Я улегся в постель и уже почти уснул, когда возникла боль, ставшая вскоре невыносимой. Боль становилась все сильнее и острее. Такое со мной было впервые, что еще больше испугало меня. Если не знаешь, чем вызваны те или иные ощущения, думаешь о самом худшем. Я уже решил, что меня парализовало. В какой-то момент я даже не мог шевельнуться. Стоило мне хотя бы моргнуть, как проклятая боль разрывала меня на части. Я безуспешно пытался дотянуться до звонка, чтобы вызвать кого-нибудь из своих. Дудки, как говорят в Мексике.
Из-за этой боли я не мог даже кричать. Так, не сомкнув глаз, напуганный, жестоко страдая и стараясь по возможности не двигаться, я провел всю ночь. Боже мой, какой же длинной она была!
Наконец, как обычно в шесть утра, меня пришли будить, чтобы я готовился к следующему съемочному дню.
Я попытался, но не смог даже пошевелиться. Немедленно вызвали врача. И съемки пришлось отложить.
Это был один из тех немногих случаев (за тридцать пять лет моей карьеры их не наберется и с полдюжины), когда я был вынужден по необходимости прервать работу. Со мной должно произойти что-то чрезвычайно серьезное, чтобы я перенес запись или съемки. В кино, театре, на телевидении или во время записи диска — где бы то ни было. Я отменяю работу только в самом крайнем случае, когда другого выхода просто нет.
Правда, уже много лет у меня не было этих проклятых почечных колик (простите, я отвлекусь на минуточку, чтобы постучать по дереву).
За всю жизнь у меня было шесть приступов.
Я только что рассказал вам о первом из них и уверяю вас, что ничуть не преувеличиваю, говоря, что тогда я и в самом деле подумал, что меня парализовало.
Второй приступ случился в Швейцарии, в Монтрё, во время записи передачи для телевидения, вместе с моей обожаемой Петулой Кларк и моим большим другом Сальваторе Адамо. Тогда никто ничего не заметил, поскольку это был уже второй случай, и я распознал симптомы, так что у меня уже не было панического страха перед неизвестностью, да и боль, к счастью, была намного слабее.
Третий самым драматичным образом настиг меня в оперном театре Буэнос-Айреса, во время исполнения «Аве Мария», которую нелегко спеть даже будучи в добром здравии. Так что, когда в середине песни меня одолели эти чертовы почечные колики… в общем, и рассказывать ничего не хочется. (Кстати говоря, Росио Хурадо со своей матерью в тот день были за кулисами.) Самое плохое во всем этом то, что между первыми симптомами и кульминацией приступа почти нет промежутка. Начинаются режущие боли, а дальше все происходит молниеносно, и я, на глазах моих изумленных музыкантов и менеджера, просто ошеломленного и перепуганного, начал хвататься за боковой занавес сцены (который на нашем жаргоне называется «кулисы»), разворачиваясь при этом спиной к публике. Всякий раз, беря высокую ноту, я плакал, вцепившись в занавес и в призрак Энрике Рамбаляприм.35-1, слезами величиной с кулак, и одному Богу известно, как мне удавалось брать следующую. К счастью, концерт длился уже достаточно долго, и публика приняла это за эффектный финал. Занавес упал, и я остался висеть на кулисе, не позволяя никому даже прикоснуться ко мне. Потому что, сколько ни рассказывай об этом ужасе, тем, кто не переживал ничего подобного, этого не понять. Это как роды, только без ребенка. Меня отвезли в отель и занесли в мою комнату. С Божьей помощью, им удалось меня раздеть. У меня уже не было сил кричать, но боль не отступала, не позволяя мне даже стонать. Я лежал с полотенцем на поясе, которое держал за оба конца, чтобы оно не касалось кожи, поскольку любое прикосновение было невыносимым. Так меня и оставили с полотенцем и болью. Номер запирать, естественно, не стали, потому что пошли вызывать врача. И вот в момент, когда на меня нахлынула жесточайшая, просто неописуемая боль, дверь резко распахнулась и появилась какая-то полоумная, которая буквально нависла надо мной. Я лежал, вцепившись в полотенце, а эта сумасшедшая вцепилась в меня, совершенно онемевшего от боли. Эта ненормальная явилась, чтобы я подписал для ее дочки свой галстук в горошек, который снял и бросил на сцене. Она его подобрала, а теперь во весь голос просила, чтобы я оставил на нем автограф для ее дочери. Я, как сумел, простонал: «Но, сеньора, я же умираю». И она мне ответила буквально следующее: «Хорошо, но сначала вы подпишите галстук для девочки». В перерыве между приступами я кое-как нацарапал несколько закорючек, и эта полоумная ушла туда, откуда пришла, столкнувшись в дверях с врачом.
Потом тоже самое у меня было в Пуэрто-Рико. Появились симптомы, к несчастью, столь хорошо мне знакомые. Мы с Наталией уже были женаты, так что я немедленно позвонил ей в Мадрид и сказал, чтобы она срочно прилетела в Пуэрто-Рико, поскольку у меня снова начинается «это». Наталия прекрасно знала, что значит «это», и прилетела первым же самолетом. Симптомы не усиливались, но и не ослабевали, и на следующий день я торжественно открывал театр Урис в самом сердце Манхеттена, на Таймс-сквер. Сразу же по приезду в нью-йоркский отель мы позвонили нашему хорошему другу, доктору Антонио Рамиресу де Лукасу. Было очень поздно, и у него дома никто не подходил к телефону. Мы не знали, что делать. Наталия приготовила мне очень горячую ванну — почти кипяток. Я улегся в нее, и боль понемногу стала терпимее. Но лишь на короткое время. Поскольку Рамирес де Лукас не отвечал, Наталия попросила регистратуру отеля вызвать врача (не подозревая, какой это вызовет переполох).
Через несколько минут в дверь постучали. Явились двое здоровенных санитаров, больше смахивающих на игроков в американский футбол. Они заявили моей жене: «Мы приехали, чтобы забрать больного в клинику». Я очень хорошо помню, как сказал Наталии, чтобы она ни под каким предлогом не позволила меня увезти. Бедняжка не знала, как защититься и не дать им забрать меня. В Штатах известно, когда ты ложишься в больницу, а вот когда ты оттуда выйдешь — неизвестно никому. Поэтому я пришел в ужас. На следующий день у меня было первое выступление. Я умолял: «Никаких больниц! Не разрешай им увозить меня, Наталия!»
Не представляю уж, что сумела сказать и объяснить этим санитарам моя жена. Я не знаю, что она им говорила, однако она твердо, но спокойно довела до них эту свою стратагему «против американских больниц», и — они, сложив свои носилки, ушли восвояси.
Вот было б дело, если бы я написал статью под названием «Болеть в Нью-Йорке воспрещается», и ее бы опубликовали в АВС.
Было около шести утра, когда — о чудо — Рамирес де Лукас ответил на наш звонок. Он примчался в отель с несколькими завернутыми в салфетку «Клинекс» таблетками бускапина. Он не хотел терять время на поиски аптеки. Вы не можете себе представить, что значило для нас появление друга-доктора в той неприятнейшей ситуации, в которой мы оказались.
Никогда еще я не принимал таблеток с таким удовольствием.

Еще один фильм, «Колодец»прим.35-2, связан для меня и для огромного количества людей с грустными воспоминаниями.
Продюсером фильма был сам Бенито Перохо — великий человек, без которого нельзя было бы написать историю испанского кино, ибо без этой экстраординарной личности она бы была однобокой и осиротевшей.
Перохо был исключительным человеком, который сумел влюбить в себя всех — и коллег, и далеких от его профессии людей. Это огромная заслуга, поскольку зачастую продюсеры пользуются дурной репутацией. Так как именно они отвечают за эти проклятые деньги, и именно им приходится говорить «да» и «нет». Сказать «нет» — значит навлечь на себя неприятности и спровоцировать раздражение или даже ненависть. В общем, кинопродюсер природой своей должности обречен на то, чтобы его боялись, ненавидели или, в лучшем случае, превратно понимали.
Только не в случае с Бенито Перохо.
Это был порядочный человек, пользующийся любовью большинства людей.
Я-то, по крайней мере, чувствовал к нему (а он из кожи вон лез, стараясь мне потрафить) огромную любовь и уважение. И еще больше после его смерти. Сейчас объясню.
К несчастью для всех нас, Бенито Перохо умер через три недели после начала съемок фильма «Колодец». Его смерть застала нас всех врасплох. Я, охваченный одновременно печалью и беспокойством, уже думал, что затея с фильмом закончится провалом. Может быть, это было проявлением эгоизма и непочтительности с моей стороны, но пусть первым в меня бросит камень тот, кто безгрешен.
Бенито был щедрым и, кроме всего прочего, и после смерти оказался порядочным человеком. Все, что он наметил при жизни, было выполнено, даже когда его уже не было с нами.
Он не только предусмотрел все, чтобы съемки фильма были завершены и чтобы он вышел на экраны, но и чтобы мне в первую очередь оплатили мои двенадцать съемочных недель.
Думаю, что к этому добавлять больше ничего не нужно.
Есть люди, оставляющие в жизни неизгладимый след. Честность Бенито Перохо всегда была для меня примером для подражания в моей профессиональной деятельности.

Я могу долгими часами говорить о моих отношениях с кинематографом. Но всему есть предел. Так что оставим это до более подходящего случая.
Не забывая, конечно, что кино все еще у меня в долгу.
И что я всегда прощаю, но никогда не забываю.



Примечания
прим.35-1 Очевидно, речь идет о фильме с участием Рамбаля «Ангел-истребитель». — Прим. переводчика.
прим.35-2 Официальное название фильма — «Вновь родиться» («Volvere a nacer»). — Прим. переводчика.


El menú principal

Digan lo que digan

URSS. Las giras

España

RAPHAEL Oficial


Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Проигрыватель

Copyright MyCorp © 2024Конструктор сайтов - uCoz