Главное меню

Пусть говорят

Пресса о Рафаэле

Гастроли в СССР

Книга Рафаэля

Испания

Форма входа

Поиск

Глава 38
(окончание)
На рассвете я был уже на ногах и нетерпеливо высчитывал, когда Бермудес появится на улице Гран-Виа, 62. Правда, сначала я позвонил главному в этой истории мученику — своему брату. Он не знал, что и сказать. Я попросил, чтобы он перезвонил Гордильо, но сначала дождался, пока я не переговорю с Бермудесом. Когда тот услышал мой голос, он сначала долго молчал, а потом разразился таким взрывом раздражения, какого мне от него еще не приходилось слышать: «Но, малыш, какого черта, черт бы тебя побрал, шалопай, козел, куда тебя на фиг занесло? Как ты мог заварить такую кашу, устроить нам такую подлянку? Ну, ты, блин, даешь! Ты где? Ты с ума сошел?» И еще некоторые крепкие словечки, не поддающиеся описанию. Я терпеливо сносил этот нагоняй, а когда он закончил, я спокойно объяснил, что и в самом деле сошел с ума, но совсем чуть-чуть и только на несколько дней. Что сейчас я уже в здравом рассудке, и он немедленно должен снять мне зал в Мадриде. Бермудес объяснил мне, что о выступлении во Дворце Музыки не может быть и речи, поскольку прошло слишком много времени, и теперь там крутят фильм о Боливаре, о котором я уже упоминал раньше. Я ответил, что мне все равно, и чтобы он снял на сезон другой театр.
Я сказал ему:
— Поищите с Гордильо что подвернется. А когда найдете, позвони мне немедленно по этому телефону. Но чтобы все точно было готово!
— Все что хочешь, только возвращайся!
Не прошло и часа, как он перезвонил мне и сказал, что арендовал театр Лопе де Вега. Услышав это, я прервал его:
— Очень хорошо. А сейчас послушай меня. Я хочу, чтобы непосредственно перед моим выступлением в театре Лопе де Вега мне устроили концерт в театре Эспаньол, только для пятидесяти человек и при закрытых дверях. Я хочу испытать себя. Сначала себя, а потом вас. Я хочу убедиться в том, что это был временный кризис. Убедить себя и тех людей, чье мнение мне важно. Это пятьдесят человек, выступление перед которыми для меня — один стыд и сплошные нервы. Назовем это «генеральная репетиция концерта». Минимум музыкантов. Пусть это будет ядро моего оркестра — Вальдо де лос Риос с группой. В приглашениях, которые будут персональными, должно быть четко указано, что это будет концерт при закрытых дверях. Люди — ну тебе понятна моя мысль. Ключевые фигуры. Верные люди, которых я больше всего уважаю. Критики, писатели. Естественно, Наталия, Бенито Перохо, Тосильдо… в конце концов, я первым же рейсом вылетаю в Мадрид и там дам тебе список приглашенных.
И я вернулся.

Я хочу пояснить, что в моей жизни мне легко ничто не давалось. Мне никто ничего не дарил. Все стоило мне большого труда. Я уже говорил о том, как мало мне помогли фирмы грамзаписи. Своей раскруткой я обязан только себе. Пако Умбраль написал фразу, которая отлично подходит к моей карьере: «Рафаэль — единственный из артистов, сделавший себя собственными руками».
Несмотря на исключительное отношение публики к третьему и последнему переносу концерта, в мое отсутствие, естественно, поползли различного рода слухи. В Испании и многих других местах, где меня уже знали, прошел слух, что я потерял голос. Хотя Начо и Хайме старались, как могли, уберечь меня во время вынужденной лондонской ссылки, я попросил, чтобы они присылали мне испанскую прессу, и читал касающиеся меня заголовки — на любой вкус. Самые низкопробные умствования. С некоторыми я ознакомился в Лондоне, а с большинством — после возвращения в Мадрид. Удары наугад. Если не самые настоящие гнусности. Самая подлая цена славы — просыпающаяся зависть. Чем ты выше поднимаешься, тем сильнее тебя бьют. И всегда, или почти всегда — исподтишка.
Я должен был разделаться со всей этой грязью, бурлившей вокруг меня и поднимавшей тиражи журналов за мой счет.
Сразу же по возвращении я взялся за работу. Я все очень хорошо обдумал в ту нескончаемую бессонную лондонскую ночь. У меня уже было даже название для этого частного концерта, который я собирался дать в мадридском театре Эспаньол: «Генеральная репетиция концерта», как я упоминал выше. При закрытых дверях. Среди немногочисленных приглашенных была и Наталия, которая уже начинала становиться частью моей жизни. Бедняжка была страшно занята. Она беспрестанно названивала Пако Гордильо в ожидании новостей.
Мне трудно объяснить все, что связано с концертом в театре Эспаньол, потому что это относится скорее к сфере интуиции, нежели логики. Кто знает меня, тот поймет все сразу после нескольких слов. Есть вещи, объяснить которые так сложно, что бесполезно даже и пытаться. Мне надо было развеять эти измышления, но я не мог сделать этого, созвав пресс-конференцию. В нашей стране пресс-конференции чаще всего превращаются в вопросы, которые два десятка человек, набившихся в одну комнату, задают одному-единственному человеку, который обычно отвечает на них по порядку и со всей возможной точностью. Журналисты делают пометки или записывают на диктофоны одни и те же ответы, и в результате стольких толкований они так отличаются от того, что было сказано, что все ответы совершенно не похожи на оригинал. В общем, полный хаос.
Я решил, что должен ответить на все расцветшие повсюду буйным цветом глупости, распространяемые по поводу меня и моего творчества. Я разобрался с этой ситуацией единственным известным мне способом: выступив перед требовательной и уважаемой публикой, реакции которой я мог доверять на все сто процентов.
Если я не спою в этот день в театре Эспаньол — мне больше не петь никогда.
Но я спел.
И еще как спел! В глазах этих избранных, серьезных зрителей я смог прочитать, без тени сомнения, что Рафаэль вернулся, и все развеялось, как дурной сон. Как самый страшный из всех кошмаров.
Через несколько дней после этой «Генеральной репетиции концерта» я дебютировал в мадридском театре Лопе де Вега.
Я построил свое возвращение, основываясь на интуиции, которая меня почти никогда не подводила. Я всегда доверяю этой Божьей искре, которую он посылает в самый необходимый мне момент. Я знал, что мог ответить на все эти выдумки только так: выйти на сцену и спеть.
В день дебюта меня, как и во Дворце Музыки, встретили нескончаемыми… но выжидательными аплодисментами. Я понял это, едва поднялся занавес. Я прочитал это на лицах моих зрителей. «Что он скажет? Он должен что-нибудь сказать!» И я ответил так, как умел. Я запел.
Моя первая песня начиналась словами:

Я знаю, что несовершенен и
Полон недостатков,
Но если найдется на земле
Тот, кто их не имеет и безгрешен,
Пусть первым бросит в меня камень.

Когда я дошел до строки «пусть тот, кто безгрешен», в театре случилось то, чего я больше не переживал ни разу в жизни. Когда я пел «тот, кто их не имеет и безгрешен, пусть первым бросит в меня камень», я вытянул руку и указательным пальцем обвел всех и каждого из моих зрителей. Твердо, вкладывая в этот жест все имеющиеся у меня силы, я указал на всех.
Подброшенные той же пружиной, они встали с мест и аплодировали — так, словно хотели отбить себе руки, и столько, что я потерял счет времени. Это был мой способ ответить на все эти перешептывания и домыслы.
Петь.
Через несколько лет после этого во время одной из поездок в Лондон меня представили Саре Майлс. Я крепко пожал ей руку и сказал: «Госпожа Майлс, благодаря Вам я стал тем, кем являюсь». Она взглянула на меня своими бездонными зелеными глазами. Она ничего не поняла, просто улыбнулась мне и приветствовала легким наклоном головы. И неважно, что смысл этой фразы не дошел до нее. Я сказал это скорее для себя, чем для нее.
После этой короткой встречи я успокоился — настолько, насколько может успокоиться такой человек, как я.


El menú principal

Digan lo que digan

URSS. Las giras

España

RAPHAEL Oficial


Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Проигрыватель

Copyright MyCorp © 2024Конструктор сайтов - uCoz